Эра милосердия - Аркадий Вайнер
- Дата:20.06.2024
- Категория: Детективы и Триллеры / Полицейский детектив
- Название: Эра милосердия
- Автор: Аркадий Вайнер
- Просмотров:3
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Эй, мадам, вас касается! Я вам кричу!
— Мне? — подняла она белесые, подкрашенные карандашом брови. — А чего надо?
Мальчишка с футляром, обалдевший от происходящего, онемело смотрел на нас.
— Отдайте ребенку папку и следуйте за мной! — строго сказал я.
Девица посмотрела на меня с прищуром, видимо соображая, что открутиться не удастся и номер ее не выгорел, хрипло засмеялась и сказала:
— Вот же суки, консерваторию кончить не дадут!.. — сунула папку в руки мальчику и пошла вместе со мной.
Я ввел ее в вестибюль ресторана, держа за руку, и грозно придвинулся к швейцару, пятившемуся к своей тумбочке у входа в туалет:
— Вы почему выпустили отсюда эту женщину?
— Так я… значит… думал… я не понял… решил, что с вами… — млел и блеял старик, и лысая хрящеватая голова его, как китайский фонарик, меняла постепенно цвета от блекло-серого до воспаленно-багрового. В это время вышел из зала Жеглов и, как ни в чем не бывало, сказал:
— Молодец, Шарапов, хорошо бегаешь. Маленько внимательности еще — цены тебе не будет. Ба! Да это же знакомые мне лица! — воскликнул он, широко разводя руки, словно хотел обняться с задержанной девицей, но обниматься и не подумал, а сказал жестко: — Я вижу, Маня, мои разговоры на тебя не действуют, ты все такая же попрыгунья-стрекоза. Считай, что лето красное ты уже отпела, пора тебя за сто первый километр выселять…
Я только сейчас как следует рассмотрел Маню: хорошенькое круглое личико с круглыми же кукольными глазами, губы накрашены сердечком, и завитые желтые локоны уложены в модную сеточку с мушками. Под круглым зеленым глазом светился наливной глянцевитый фингал, переливающийся, словно елочная игрушка.
Жеглов обернулся в зал и скомандовал:
— Пасюк, Тараскин, усаживайте беспаспортных в автобус! — Потом повернулся ко мне: — Вот, Володя, довелось тебе поручкаться с Манькой Облигацией — дамой, приятной во всех отношениях. Только работать не хочет, а наоборот, ведет антиобщественный образ жизни…
— А ты меня за ноги держал, мент проклятый, чтобы про мой образ жизни на людях рассуждать?! — бешено крикнула Манька Облигация и выругалась матом так, что я, глядя на эти губы сердечком, выбросившие в один миг залп выражений, не всякому артиллерийскому ездовому посильных, просто ахнул от неожиданности.
Манька сморгнула начерненными длинными ресницами, а глаза остались неподвижными, пустыми, без выражения:
— И чего из этого? Не отказываюсь! Память мамочкину папа мне передал, погибший на фронте, и сказал, уезжая на войну: «Береги, доченька, единственная память по маме нашей дорогой». И сам тоже погиб, и осталась я сироткой — одна-единственная, как перст, на всем белом свете. И ни от кого нет мне помощи или поддержки, а только вы стараетесь меня побольнее обидеть, совсем жуткой сделать жизнь мою, и без того задрипанную…
Жеглов поморщился:
— Маня, не жми из меня слезу! Про маму твою ничего не скажу — не знаю, а папашку твоего геройского видеть доводилось. На фронте он, правда, не воевал, а шниффер был знаменитый, сейфы громил, как косточки из компота.
— Выдумываете вы на нашу семью, — сказала горько Маня. — Грех это, дуролом ты хлебаный… — И снова круто заматерилась.
— Ну ладно, — сказал Жеглов. — Надоело мне с тобой препираться.
Маня открыла сумочку, достала оттуда кусок сахару и очень ловко бросила его с ладони в рот, перекатила розовым кошачьим языком за щеку и так, похожая на резинового хомячка в витрине «Детского мира» на Кировской, сидела против оперативников, со вкусом посасывая сахар и глядя на них прозрачными глазами. Жеглов устроился рядом с ней, наклонив чуть набок голову, и со стороны они казались мне похожими на раскрашенную открытку с двумя влюбленными и надписью: «Люблю свою любку, как голубь голубку». И совсем нежно, как настоящий влюбленный, Жеглов сказал Мане:
— Плохи твои дела, девочка. Крепко ты вляпалась…
И Маня спокойно, без всякой сердитости сказала:
— Это почему еще? — И бросила в рот новый кусок сахару и при этом отвернулась слегка, словно стеснялась своей любви к сладкому.
— Браслетик твой, вещицу дорогую, старинную… третьего дня с убитой женщины сняли.
Жеглов встал со стула, прошел к себе за стол и стал с отсутствующим видом разбирать на нем бумажки, и лицо у него было такое, будто он сообщил Маньке, что сейчас дождик на дворе — штука пустяковая и всем известная, — и никакого ответа от нее он не ждет, да и не интересуют его ни в малой мере ее слова.
А я вытащил из ботинка эту поганую проволоку и стал прикручивать бечевкой отрывающуюся подметку, но и с бечевкой она не держалась; я показал Жеглову ботинок и сказал:
— Наверное, выкинуть придется. Сапоги возьму на каждый день…
— А ты съезди на склад — тебе по арматурному списку полагается две пары кожаных подметок в год.
— Где склад-то находится?
— На Шелепихе, — сказал Жеглов и объяснил, как туда лучше добраться. — Заодно получишь зимнее обмундирование.
Мы поговорили еще о каких-то пустяках, потом Жеглов встал, потянулся и сказал Маньке:
— Ну, подруга, собирайся, переночуешь до утра в КПЗ, а завтра мы тебя передадим в прокуратуру…
— Это зачем еще? — спросила она, перестав на мгновение сосать сахар.
— Маня, ты ведь в наших делах человек грамотный. Должна понимать, что мы, уголовный розыск, в общем-то пустяками занимаемся. А подрасстрельные дела — об убийствах — расследует прокуратура.
— По-твоему, выходит, что за чей-то барахловый браслет мне подрасстрельную статью? — сообразила Маня.
— А что же тебе за него — талоны на усиленное питание? Угрохали вы человека, теперь пыхтеть всерьез за это придется.
— Не бери на понт, мусор, — неуверенно сказала Маня, и я понял, что Жеглов уже сломал ее.
— Маня, что за ужасные у тебя выражения? — пожал плечами Жеглов. — Я ведь тебе сказал, что это вообще нас не касается. Ты все это в прокуратуре говори, нам — до фонаря…
— Как до фонаря?! — возмутилась Маня. — Ты меня что, первый день знаешь? Ты-то знаешь, что я сроду ни с какими мокрушниками дела не имела…
— Знаю, — кивнул Жеглов. — Было. Но время идет — все меняется. А кроме того, я ведь оперативник, а не твой адвокат. Кто тебя знает, может, на самом деле убила ты женщину, а браслетик ее — на руку. Как говорят среди вашего брата, я за тебя мазу держать не стану.
— Да это мне Валька Копченый вчера подарил! — закричала Манька. — Что мне у него, ордер из Ювелирторга спрашивать, что ли? Откуда мне знать, где он браслет взял?..
— Перестань, Маня, это не разговор. Ну, допустим, мог бы я за тебя заступиться. И что я скажу? Маньке Облигации, по ее словам, уголовник Валька Копченый подарил браслет? Ну кто это слушать станет? Сама подумай, пустая болтовня…
— А что же мне делать? — спросила Манька, тараща круглые бестолковые глаза.
— Ха! Что делать! Надо вспомнить, что ты не Манька, а Мария Афанасьевна Колыванова, что ты человек и что ты гражданка, а не черт знает что, и сесть вот за этот стол и внятно написать, как, когда, при каких обстоятельствах вор-рецидивист Валентин Бисяев подарил тебе этот браслет…
— Да-а, написать… — протянула она. — Он меня потом за это письмо будет бить до потери пульса!
— Ты напиши, а я уж обеспечу, чтобы пульс твой он оставил в покое. Ему в этом кабинете обижать тебя будет затруднительно.
— Ему-то затруднительно, а дружки его? Они как узнают, что я его завалила, так сразу меня на ножи поставят…
— Поставят на ножи — это как пить дать, — согласился Жеглов. — Правда, они тебя могут поставить на ножи, если ты его и не завалишь. Это в том случае, если ты по прежнему будешь шляться по их хазам и малинам, по вокзалам и ресторанам. Тебе работать надо — смотреть на тебя срамотно: молодая здоровая девка ведет себя черт те как! Паскудство сплошное…
— Ты меня не совести и не агитируй! Не хуже тебя и не меньше твоего понимаю…
— Вот и видать, допонималась. Ну ладно, мне домой пора. Ты будешь писать заявление, как я тебе сказал?
Манька подумала и твердо кивнула:
— Буду! Чего мне за них отвечать? Он меня чуть под тюрьму не подвел, а я тут за него пыхти!..
Она удобно устроилась за столом Жеглова, глубокомысленно глядела в лист бумаги перед собой и, начав писать, вытянула губы трубочкой, словно ловила кусок сахару, который должен был прыгнуть со строки.
Жеглов подошел ко мне и сказал тихонько:
— Дуй в дежурную часть, приведи двух понятых — будем оформлять изъятие браслета… И найди Пасюка и Тараскина — пусть они едут на квартиру брать Копченого…
* * *
Рим, 30, ТАСС
По сообщениям печати со склада в города Комо похищены находившиеся там на хранении 27 ящиков содержавших архив Муссолини, в частности его обширную переписку с Гитлером, Чиано, Черчиллем.
- Крест мертвых богов - Екатерина Лесина - Детектив
- Срубить крест[журнальный вариант] - Владимир Фирсов - Социально-психологическая
- Аквариум. (Новое издание, исправленное и переработанное) - Виктор Суворов (Резун) - Шпионский детектив
- Мокрый Бокли - Лаэрт Добровольский - Детские стихи
- Женитьба Стратонова, или Сентиментальное путешествие невесты к жениху - Аркадий Вайнер - Детектив