Минута после полуночи - Лиза Марич
- Дата:22.07.2024
- Категория: Детективы и Триллеры / Исторический детектив
- Название: Минута после полуночи
- Автор: Лиза Марич
- Просмотров:1
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Гражданство у нее по-прежнему российское? — уточнил Алимов.
— А как же! Только российское, хотя я уговаривал ее взять второе. Не корысти ради, а потому, что с нашим гражданством связано множество ограничений в передвижениях. Это неудобно.
— А она?
— Вежливо выслушала и поступила, как сочла нужным. Это ее обычный метод — не спорить, но поступать по-своему.
— Она настолько упряма? — удивился Алимов.
Дубов пожал плечами.
— Да нет… Обычно Ира довольно практична. Она, кстати, отлично разбирается в бухгалтерии. Своего первого директора поймала на какой-то махинации и с треском уволила. Скандал был на весь оперный мир, теперь бедняга где-то билеты распространяет. Они тогда с Мирой пожениться собирались. Нужно было и от нее избавиться, но Ира то ли смалодушничала, то ли не придала значения. В общем, нажила себе еще одного «заклятого друга».
Он безнадежно махнул рукой.
— Мира? — переспросил Алимов. — Я думал, что они с Ириной Витальевной близкие люди, все-таки двадцать лет вместе.
— Поверьте, ненависть связывает людей гораздо крепче любви, — убедительно сказал Дубов. — Дело не только в мужчинах. Две женщины в замкнутом пространстве оперного мира — это еще хуже, чем две бабы на кухне. Мира двадцать лет была тенью солнечного диска. А она — натура сложная, самолюбивая. Там такие скорпионы водятся, — Дубов постучал пальцем по голове, — представить страшно! Просто так человеку в термос смертельную дозу отравы не подсыпают!
— Вы думаете, это сделала Мира?
— Да ничего я не думаю! — отрезал Дубов. — Дискомфортно мне среди этих людей. Пятнадцать лет за кулисами кручусь, а «своим» так и не стал. Скрытность, условности, никогда не поймешь, где друг, а где враг… — Дубов широко развел руками. — Театр! Там не принято жить настоящими чувствами — только их отражением. Театр — это место, где никогда не наступает полночь. Наряд Золушки не становится лохмотьями, карета не превращается в тыкву, а кучер в крысу. Карнавал продолжается вечно!
— Разве это плохо?
— То, что у барышни осталось платье, в котором не стыдно показаться принцу? — договорил Дубов. — Нарядное платье — это хорошо, вот только оно… ненастоящее. Вас это не смущает? Смотришь на человека и не знаешь, настоящее лицо или маска, бальное платье или рваная дерюга… В ложу номер тринадцать Гранд Опера до сих пор не продают билеты, чтобы не сердить призрака. Есть во всем этом что-то болезненное, ненастоящее. Для меня. — Дубов уперся пальцем в грудь. — Не верю я, что нарисованные деревья — дубовая роща. А для Иры все это, — он обвел руками вокруг себя, — мучительная прелюдия к реальной жизни. Общение с реальными людьми, в том числе и со мной, она воспринимает как неизбежное зло. То есть я так думаю, — поправился он. — Ира меня доверительной беседой не удостаивала.
— Она — сильный человек, — заметил Алимов.
Дубов усмехнулся и постучал тлеющим кончиком сигареты в хрустальное дно пепельницы. Затушил окурок, сел на край стола и сунул руки в карманы брюк.
— Еще бы! Пришлось хлебнуть! «Горек чужой хлеб и тяжелы ступеньки чужого крыльца», — сказал Данте…
— Почему «чужого»? — не понял Алимов.
— Потому что опекуны, какие бы хорошие они ни были, это не папа с мамой, которые тебя обожают. — Дубов подумал и добавил: — Тем более что опекунша, как я слышал, Иру не очень-то жаловала… Ира не любит об этом говорить, — сказал он, предупреждая следующий вопрос Алимова, и посмотрел на часы. — Простите. Жаль, что почти ничем не смог вам помочь.
— Вы мне очень помогли, — ответил Алимов. — И поможете еще больше, если дадите образец контракта Ирины Витальевны. Наверное, существует какая-то общая форма?
— Контракт? — Дубов нахмурился. — Да, форма существует. Есть небольшие вариации, но они в основном касаются сроков и гонорара. Но, голубчик, я не могу разглашать материальную сторону…
— Нет-нет, вы не поняли! — перебил Алимов. — Мне нужен только текст договора! Это, надеюсь, не коммерческая тайна?
Дубов потянулся к кожаной папке на краю стола.
— Формально нет, — ответил он, перебирая бумаги, — но я буду благодарен, если кроме вас его никто не увидит. Солисты, знаете ли, ужасно обидчивы. Не дай бог, другому предложат лучшие условия.
— Обещаю.
— Так, это не то, это не то… Вот! — Дубов вытащил из папки стопку листов, скрепленную степлером. — Я тут немного почиркал на полях, но вы разберетесь.
— Я разберусь, — подтвердил Алимов.
Распрощался с Дубовым и покинул кабинет. Импресарио по-прежнему сидел на краю стола. В уголках сочных губ зажата вторая коричневая сигарета, глаза щурятся сквозь дым на уходящего гостя.
Москва, ноябрь 1884 года
FERMATA[10]Утром семья собралась за столом в полном составе. Пока Даша подавала завтрак, в комнате царило напряженное молчание, лишь генеральша изредка роняла пару слов, указывая, куда поставить новое блюдо. Взгляд ее покрасневших припухших глаз безостановочно бродил по лицам домочадцев.
Александр Карлович держался как обычно, сухо и вежливо. Однако за бесстрастной высохшей оболочкой угадывалось смутное внутреннее беспокойство.
Лили выглядела невыспавшейся и расстроенной. Она сидела сгорбившись и не поднимала глаз от пустой тарелки. Красный кончик длинного носа время от времени подергивался, словно богатая наследница усиленно давила слезы.
Катя единственная из присутствующих сохранила прекрасный цвет лица, ела с аппетитом, часто просила добавки, словно не замечая гнетущей атмосферы, царившей за столом. Иногда глаза воспитанницы пересекались с глазами генерала. Елизавета Прокофьевна мгновенно подмечала обмен взглядами, однако ничего крамольного в молчаливом диалоге уловить не смогла.
«Что происходит?» — спрашивал прямой взгляд девушки.
Многозначительный взгляд мужа отвечал: «Потерпи, скоро все узнаешь».
Первым знак к окончанию унылой семейной трапезы подал генерал. Отодвинул недопитую чашку чая, поднялся из-за стола, поцеловал супруге ручку.
— Спасибо, Лиза. Мне пора.
— Когда ты вернешься? — спросила Елизавета Прокофьевна.
— Не раньше ужина, — ответил супруг на ходу.
Проходя мимо Лили, поцеловал дочь в теплую макушку, Катин стул обошел стороной. А раньше обязательно запечатлел бы на лбу воспитанницы отеческий поцелуй.
Следом за отцом поднялась Лили.
— Можно мне уйти в свою комнату?
Генеральша внимательно осмотрела дочь. С ней явно творится что-то неладное, только как дознаться, что именно? Все ниточки управления домом давно оборваны, в руках у генеральши остались концы, ведущие в пустоту.
— Ты выспалась? — спросила мать с натужной заботой.
— Выспалась, — ответила Лили, не глядя ей в глаза.
— А по виду не скажешь. Опять читала до утра свои французские романы?
Лили не ответила. Молчать с особым внутренним упрямством она научилась у Кати.
— Иди, — разрешила генеральша устало. — А ты задержись, — добавила она, поворачиваясь к воспитаннице.
Катя, поднявшаяся было со стула, уселась на прежнее место. Аккуратно сложила салфетку, выпрямила спину и принялась ждать продолжения разговора, разглядывая Елизавету Прокофьевну ясными серыми глазами.
А благодетельница-то сдала. То ли износился стальной каркас, на который нанизано тучное рыхлое тело, то ли несокрушимый собяниновский характер наконец дал трещину… Во всяком случае, умение довести окружающих до заикания с помощью многозначительного молчания генеральша явно утратила.
Была у Елизаветы Прокофьевны нехорошая привычка таким образом демонстрировать недовольство или просто дурное настроение. Стоило ей умолкнуть, и в воздухе повисала тяжелая мрачная туча. Слуги ходили на цыпочках, разговаривали шепотом и старались не попадаться хозяйке на глаза. Александр Карлович мгновенно вспоминал о срочном неотложном деле и пропадал до глубокого вечера, а Лили металась из комнаты в комнату, как перепуганная мышка.
Ей, бедняжке, приходилось хуже всего. Лили не могла никуда сбежать, как отец, не могла затаиться, как прислуга, не могла дать отпор разрушительному материнскому гнету, как это делала Катя. Она могла только плакать или неуклюже вилять хвостиком, пытаясь подольститься к матери и втянуть ее в разговор. Генеральша роняла короткие односложные ответы и снова замыкалась в ледяном молчании.
Когда давление становилось невыносимым, бедняжка Лили начинала рыдать. Иногда она не могла остановиться, и приходилось вызывать доктора. Катя замечала, что в таких случаях генеральша мгновенно веселела, как вампир, напившийся свежей крови. Напряженная атмосфера разряжалось, и дня два, а то и три в доме можно было дышать спокойно. До следующего раза.
- Под звуки музыки - Олег Синицын - Боевая фантастика
- Оранжевый цвет радуги - Милена Завойчинская - Любовно-фантастические романы
- Золотые стихи Пифагора, объясненные и впервые переведенные в эвмолпических французских стихах, предваряемые рассуждением о сущности и форме поэзии у главных народов земли - Антуан д'Оливе - Эзотерика
- Лайки для Бабы Яги - Ольга Горохова - Драматургия / Прочее / Русское фэнтези
- Успеть до полуночи - Рейн Елена - Любовно-фантастические романы