И ад следовал за ним - Михаил Любимов
- Дата:19.06.2024
- Категория: Детективы и Триллеры / Шпионский детектив
- Название: И ад следовал за ним
- Автор: Михаил Любимов
- Просмотров:3
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Счастлив, безумно счастлив, тронут и польщен, низко кланяюсь, друг мой закадычный, и видится мне, как я приземляюсь в аэропорту Графа — владельца Крепостного Театра, оживленный проспект города Учителя, Беломекленбургский вокзал с памятником Буревестнику и Основателю Самого Лучшего в Мире Литературного Метода, чуть дальше — монолит Поэту–Самоубийце со сжатым грозно кулаком — место поэтических состязаний мейстерзингеров и вагантов в период Первого Ледохода, поворот на кольцо Садов Шехерезады, площадь Саксофона, на которой давили усопоклонников в день прощания, правый поворот на улицу Лучшего Друга Культуры, заживо похоронившего Зощенко и Ахматову, левый поворот, мимо хозяйственного магазина на Мост Кузнецов, а дальше… о любимый гастроном, куда частенько забегал юноша бледный со взглядом горящим… Стоп! Прошу выходить, леди и джентльмены, добро пожаловать, милые леди, спокойной ночи, вспоминайте нас. Роща. Поросль. Подросток. Струной веревка — и юнцу конец.
В эту минуту безумно взревел мотор, яхта резко оторвалась от причала и, быстро набирая скорость, побежала по темной воде.
Все–таки Кэти зачислили бы в шпионы — сидели в ней здоровые гены дочки полковника, борца за права белого человека в колониях. Пока мы рассыпались в любезностях, она незаметно выползла из обморока на палубу и повела фрегат навстречу стихиям… Куда? Можно и не задавать этот глупый вопрос, естественно, к беловатым дуврским скалам, где только и можно обрести покой и счастье в объятиях лучшей в мире полиции — Скотланд–Ярда.
— Мы что? Плывем? — Он отставил бокал и вскочил на ноги.— Я совсем забыл об этой суке… надо ее остановить!
— Не беспокойся, дружище, далеко мы не уйдем и как–нибудь справимся с женщиной…— Я подошел к нему и похлопал по плечу, сейчас он выкинет руку из кармана и пропорет мне брюхо той самой иглой, на которую, как шашлык на шомпол, насадил бедного Юджина.
Но Челюсть бездействовал и тревожно вслушивался в уже ритмичную работу мотора, словно это было столь важно с точки зрения превращения пышущего здоровьем Алекса в череп бедного Йорика. Шляпа ты, Коля, бездарь и лопух, под стать твоим локаторам, шляпа ты, Коля, и балда, потерял форму, засиделся в кабинетах и на совещаниях, закрутился в словопрениях с Маней и Бритой Головой и совсем забыл об оперативной хватке, утратил былой собачий нюх.
Я еще раз ласково похлопал его по плечу и обнял за талию, словно перед танцем на катке Нечистых прудов. Змеиная лапа Алекса умопомрачительно изящнейшим образом прощупала оба нижних кармана куртки и, обнаружив ЦБ–447 (если не ошибаюсь, именно так называлась эта вершина научно–технической мысли с выдвигающейся иглой), несуетливо и неназойливо извлекла сей предмет на свет Божий и переложила игрушку к себе в карман. Дурак, он даже руку держал в кармане штанов, на носовом платке, вытирал ее, неврастеник, прежде чем приступить к нейтрализации лучшего друга.
— Садись! Руки вверх! — скомандовал я. Только тогда он и заметил «беретту» в моей руке, калибр 6,4 мм, убойная сила что надо и скорострельность ненамного хуже, чем у пистолета–пулемета «венус».
— В чем дело, старик?
Старик! Так и пахнуло античным прошлым, когда неуклюжий и ушастый юноша в клешах открыл дверь заветного кабинета, и рванул ветер, и сверхсекретный документ, как змей бумажный, взлетел над площадью… много воды утекло с тех пор, старик, старина, старче.
Римма ему нравилась всегда, еще со времен ухаживаний за Большой Землей, и в последний раз, когда мы проковыляли от кабака у памятника Виконту де Бражелону к нам домой, он танцевал с ней нарочито сдержанно, на дистанции. Знал, что у дружка Алекса глаз, как ватерпас,— все сверху видно нам, ты так и знай! — все видит Алекс, хотя память на лица и ориентировка, скажем прямо, ни в какие ворота… В тот вечер я кемарил в спальне. Что же они делали? Танго, утомленное солнце нежно с морем прощалось, танго и снова танго, в эту ночь ты призналась, кожаный диван вполне вместителен, что нет любви. Впрочем, они встречались уже давно, и на дистанции он ее держал для конспирации.
Вдруг я почувствовал прилив крови к голове, казалось, что сейчас она брызнет фонтаном из носа и из ушей, сердце заколотилось, как у венецианского мавра… тьфу, черт! безумный Алекс! Успокойся, там же прыгал Чижик. Чижик–пыжик, где ты был? — Я за Коленькой следил.
Он смотрел на меня с удивленной миной, подняв бровь, как будто я без стука вторгся в его сановный кабинет и помешал скольжению пачки «Мальборо» по секретным документам.
— Не двигайся и веди себя прилично. Юджин рассказал мне все…
Он лишь поморгал растерянно глазами (быстрой реакцией никогда не отличался, разве только жену сумел подобрать в один вечер!): или не дошло, или дошло, но прикидывал, какие сведения мог передать мне Юджин (тот тихо отдыхал в своем загробном сне, снился ему, наверное, наставник Карпыч, отрывавший ученика от приятного процесса истошным воплем «Убери стул!»), или просто выигрывал время, чтобы собраться с мыслями.
— Что за шутки, старик? О чем ты говоришь?
Я не опасался его финтов — по самбо и прочим боевым дисциплинам Коля находился в последней пятерке, иногда я даже сдавал за него зачет по стрельбе, палил он позорно, курам на смех, ухитрился однажды даже в стену влепить, и пуля отскочила рикошетом в инструктора; это вам не Алекс, стрелявший, как Вильгельм Телль, и по движущимся мишеням, и по тарелочкам, и ночью с оптическим прицелом, и на бегу, и кувыркаясь по земле, и в прыжке с крыши сарая, не говоря уж о работе рукояткой в драке, когда пистолет пытаются выбить ногами, оставляя на руках кровоподтеки.
— Ты его классно затянул в работу, Коля, но удивительно, что не успел кокнуть после того, как он застал тебя с мини–камерой над документами…— Тут я побряцал на саркастической струне своей арфы.
Я ожидал, что он начнет ломать комедию и все отрицать, но, видимо, опасно было спорить с карающей Немезидой, и он не стал портить обедню.
— Что ж, все верно. В принципе, конечно.
— На кого ты работал? — Времени у меня оставалось мало.
— На англичан… на «Сикрет Интеллидженс сервис».
Дыму бы повалить из ноздрей Алекса, душе бы выскочить из ребер от справедливого негодования, но странное дело: то ли пусто уже было мое сердце, то ли устал я от всех передряг,— не было праведного гнева в груди моей, не было! Ничего не шевельнулось, кроме горьковатой обиды, что меня обдурили. Но тут же представил я Самого–Самого и всю камарилью — что мне до них? До ликующих, праздно болтающих, обагряющих руки в крови? Но тут же стыдно стало от собственной беспринципности, чуть ли не от предательства Родины.
— Значит, все аресты и последние провалы — твоих рук дело? — подогрел я себя.
— Не все… только не веди себя, как прокурор, Алик, постарайся меня понять,— говорил он мирно и спокойно.
Урезонивать он умел, ловко примирял самые противоположные точки зрения («с одной стороны»… «с другой стороны»… «истина всегда посредине» или «посредине истины всегда проблема»… «крайности сходятся»… «семь раз примерь, один раз отрежь»), Маня без него обходиться не мог, чувствовал себя как без рук, советовался почти по всем вопросам.
— И давно ты работаешь? — Как будто это имело значение, как будто скажи, что он вообще не Колька–Челюсть, а сэр Роберт Брюс Локкарт, и все бы тогда прояснилось и стало на свои места.
Наступила пауза, зашелестели, залопотали волны, старик Нептун ласкал бедра яхты, выпрыгнув из затяжного сна. Шум и ярость.
— Давно…— ответил он неопределенно, совсем взял себя в руки, словно обсуждали мы коловращение звезд на небе или выступление Самого на активе.
Знал он, конечно, много, и не только от Мани,— проложил надежные тропки и к Самому, докладывал кое–что тет–а–тет в обход Мани, и я своими ушами слышал от Челюсти, что Сам читал ему однажды собственные лирические вирши — не каждому поверял Сам свои душевные тайны.
— Работаю я давно…— повторил он и снова замолчал.— Чего ты от меня хочешь, Алик? Покаяния? — В поднятой брови застряла грустная ирония.
— С чего это все началось? — спросил и с ужасом почувствовал, что совсем не эта история меня интересует, она мне до фени, что мне до всех нюансов его предательства, навидался я всей этой фигни на своем веку, не главное это было сейчас, и не оно точило меня, как упрямий червь.
— Только давай без туфты, Коля,— добавил я,— Не надо мне насчет кризиса системы, прогнившего насквозь Мекленбурга, вечной любви к истине, свободных леди и джентльменах… Все это я хорошо знаю.
— А я и не собираюсь! — усмехнулся он.— Что мне жаловаться на нашу систему? Всем, чего я достиг, я обязан своей стране. Я частица системы, и не мне подвергать ее критике. Все очень просто, Алик, не буду скрывать от тебя: мне нужны были деньги. Говорю прямо, не хочу морочить тебе голову, мы все же друзья. По крайней мере были раньше.
- Цифровой журнал «Компьютерра» № 184 - Коллектив Авторов - Прочая околокомпьтерная литература
- Аквариум. (Новое издание, исправленное и переработанное) - Виктор Суворов (Резун) - Шпионский детектив
- Ближайший родственник - Эрик Рассел - Романтическая фантастика
- Убийца (в сокращении) - Лиза Скоттолине - Триллер
- Журнал Компьютерра 19-26.01.2010 - Коллектив Авторов - Прочая околокомпьтерная литература