Спас Ярое Око - Юрий Коротков
- Дата:20.06.2024
- Категория: Детективы и Триллеры / Боевик
- Название: Спас Ярое Око
- Автор: Юрий Коротков
- Просмотров:3
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Разит же от тебя, — поморщился Лева.
— Можно подумать, от тебя лучше.
— О господи… — вздохнул Рубль. — Об этом ли ты мечтал, Лева?..
Они затихли, настороженно прислушиваясь к голосам тайги…
Бегун с трудом разомкнул воспаленные, слезящиеся глаза. Солнце уже стояло в верхушках сосен. Он растолкал Левку, оделся, едва двигая ватными руками, потер снегом лицо, заросшее густой щетиной, покрытое гарью ночных костров. В груди клокотало на каждом вздохе, он надолго мучительно закашлялся. Глянул на уходящий в глубину леса бесконечный лыжный след, качнул одну канистру, другую, нашел полную.
— Куда? — Лева с безумными глазами вцепился в канистру. — Не дам! Нам же не хватит назад!
— Последняя. Остальные на обратную дорогу.
— Ты вчера говорил — последняя! Мы сдохнем здесь! Понимаешь — сдохнем ни за что! Никто не узнает даже, костей не найдут! — чуть не плакал Рубль.
Бегун молча вырвал у него из рук канистру и слил в бак.
— Я не поеду дальше, — Рубль вылез из саней. — Ты идиот! Упертый идиот! По тебе психушка плачет! С чего ты взял, что он из Бело-озера?
— Чувствую, — упрямо ответил Бегун. — Садись, поехали!
— Не поеду! Мне не нужно ничего! Я не хочу подыхать здесь!..
Бегун молча завел мотор и тронулся.
— Эй… Подожди! — Левка, проваливаясь в снег по пояс, кинулся за санями, уцепился за борт и перевалился внутрь, продолжая кричать что-то и бессильно грозить кулаком.
И снова они ехали по безмолвной снежной, равнодушной тайге, по охотничьей лыжне, как по рельсам — ни на шаг ни влево, ни вправо. Бегун щурил слезящиеся глаза, сжав зубы, давил в груди кашель. Изредка поглядывал назад — Леве тоже было худо, он сидел в санях, завернувшись в шкуру, безвольно покачиваясь, время от времени прикладываясь к водке из потехинских запасов.
Лыжня ушла в низину — и уперлась в бурелом. Стволы сосен, полузасыпанные снегом, лежали, как противотанковые ежи, растопырив громадные сучья. И в одну сторону, и в другую, на сколько хватало глаз, путь для снегохода был закрыт. Лыжня быстро запетляла — вот здесь Еремей перетащил салазки через ствол, там прополз под другим.
Бегун соскочил с седла, лихорадочно оглядываясь, не веря, не желая верить, что это конец пути. Можно было насыпать горку и перетащить «Буран» через один ствол и прорубить проход в частоколе сучьев под другим, но пересечь на снегоходе весь завал было не реально.
— Вылезай! — заорал Бегун. Он вытащил из прицепа две пары охотничьих лыж — камусные и гольцы, с просторной петлей для валенок посередине.
— Я не пойду, — вяло сказал Рубль.
— Пойдешь! — Бегун встряхнул его за шиворот. — Да пойми — нам ближе туда, чем назад! Для чего было дохнуть пять дней — чтобы обратно повернуть? Вернуться мы всегда успеем, а сюда больше никогда не попадем! Рублик, милый! Червончик, вставай… Вставай, говорю, сука! Мы рядом уже, я чувствую! Он ведь не двужильный, — махнул Бегун вслед Еремею. — Мы на «Буране», а он на своих двоих всю дорогу, он больше нас устал, он скоро придет, и мы за ним…
Он вставил Левкины ноги в петли и, не оглядываясь, двинулся вперед. Лева поплелся следом — у него не было уже сил спорить и сопротивляться, проще было бездумно и бесцельно переступать ногами.
Они преодолели бурелом и пошли дальше по лыжне, неловко с непривычки шагая на широких тупоносых снегоступах, теряя их из петель, падая и поднимаясь. Пейзаж за буреломом изменился — редкие чахлые деревца, кое-где из-под снега торчала болотная осока. Горячий пот заливал лицо, в глазах рябили белые пятна, все гуще, все плотнее, пока белая пелена не повисла кругом… Бегун вдруг встал и глянул вверх: снег валил с неба, тяжелый, в пол-ладони, падал не кружась, налипая на ветви, выравнивая следы.
— Лыжню заметет! — в ужасе крикнул он. — Скорее!
Они как могли прибавили шагу, задыхаясь, волоча на лыжах комья липкого снега.
— Смотри, еще лыжня! — указал Бегун. — Значит, жилье близко!
Они подошли к развилке следов.
— Это наша лыжня, — сказал Рубль.
Бегун огляделся вокруг. Они действительно проходили здесь часа три назад.
— По кругу водит, — ахнул он. Теперь понятно было, что охотник заметил погоню и нарочно повел их через бурелом, чтобы спешить, а теперь путает след.
Лева бессильно сел в снег.
— Вставай! — Бегун подхватил его под мышки, пытаясь поднять. — Пойдем назад!
— Куда — назад? Налево? Направо? — заплетающимся языком спросил Левка. Он засыпал, свесив голову на грудь.
— Куда угодно, только не спи! — Бегун сам едва держался на ногах, тяжелые веки закрывались, и будто горячая рука давила в затылок, пригибая голову.
Он отчетливо понимал, что нельзя спать — это смерть, из последних сил заставлял себя двигаться. Он наломал веток, вытряхнул из карманов какие-то бумажки с бессмысленными теперь телефонами, паспорт, деньги, билеты, скомкал и поджег. Мерзлая кора шипела и не разгоралась.
— Нельзя сидеть… — сказал Бегун и сел. — Только не спать… — он закрыл глаза. — Надо идти… Нельзя умирать так глупо… — Сладостное тепло разливалось по усталому телу, он тонул в горячем багровом тумане…
— …Возмутилася вода под небесем, изыдоша из моря двенадесят жен простовласых и окоянных видением их диавольским… И вопрошает их святый Силиний и Сихайло и Апостоли, четыре Евангелисты: что имена ваши? Едина рече: мне имя Огния — коего поймаю, тот разгорится, аки пламень в печи. Вторая рече: мне имя Ледиха — коего поймаю, тот не может в печи согреться. Третья рече: мне имя Желтая — аки цвет дубравный. Четвертая рече: мне имя Глохня, котораго поймаю, тот может глух быти…
Багровый вязкий туман клокотал в груди, не давая насытиться воздухом, Бегун часто и с силой вдыхал, пытался разодрать легкие, как заскорузлые, слежавшиеся мехи дедовской гармони. Он то плавился от нестерпимого жара, извивался, будто пытаясь выползти из раскаленной кожи, — сердце не справлялось, стучало реже, пропуская каждый следующий такт, — то замерзал и скручивался в клубок, стараясь уменьшиться размером, не чуя окоченевших пальцев.
— …Шестая рече: мне имя Юдея — коего поймаю, тот не может насытиться многим брашном. Седьмая рече: мне имя Корчея, коего поймаю, тот корчится вместе руками и ногами, не пьет, не ест. Восьмая рече: мне имя Грудея — котораго поймаю, лежу на грудях и выхожу храпом внутрь. Девятая рече: мне имя Проклятая, коего поймаю, лежу у сердца, аки лютая змея, и тот человек лежит трудно. Десятая рече: мне имя Ломея — аки сильная буря древо ломит, тако же и аз ломаю кости и спину. Одиннадцатая рече: мне имя Глядея — коего поймаю, тому сна нет, и приступит к нему и мутится. Двенадцатая рече: мне имя Огнеястра — коего поймаю, тот не может жив быти…
Иногда Бегун на мгновение поднимал голову над поверхностью багрового тумана и тогда видел то склонившуюся к нему страшную крючконосую старуху в повязанном ниже бровей платке, то суровые бородатые лики, но не успевал он глотнуть свежего воздуха, как та же большая горячая рука упиралась ему в затылок и пригибала. Он яростно сопротивлялся, барахтался и звал на помощь — и снова захлебывался и тонул, шел на дно багрового тумана, где плясали, двенадцать безобразных голых девок с распущенными до пят слипшимися волосами. И сквозь все видения неотрывно, пристально смотрели на него детские глаза Христа Спасителя.
— Крест хранитель вся вселенныя. Крест — красота церковная, крест — царев скипетр, крест — князем держава, крест — верным утверждение, крест — бесам язва, крест — трясовицам прогнание; прогонитесь от рабов Божиих сих всегда, и ныне, и присно и во веки веков. Аминь!..
Когда Бегун окончательно пришел в себя, первое, что он увидел, был лик Христа-младенца на бревенчатой стене над тлеющей лампадкой. Сам Бегун лежал на матрасе, набитом соломой, укрытый засаленной шкурой. Рядом лежал истончавший вдвое Рубль с провалившимися, как у покойника, глазами и бородой. Он тоже смотрел на икону.
— Спас Эммануил, — отрапортовал он. — Три тыщи грин. С прибытием, Бегун…
Бегун с трудом приподнялся на локтях и сел, оглядываясь по сторонам. Изба была поделена холщовым застенком. В той половине, где лежали на сдвинутых скамьях они с Левой, была глинобитная беленая печь с горшками и чугунными котлами, с деревянным ухватом, от нее тянулись поверху дощатые полати; на поставцах — подобии этажерки — стояла посуда, резная деревянная и медная: рассольники и ендовы, ковши и еще что-то, чему Бегун не знал названия; высокий светильник: три тонких железных прута для зажимания лучины, и сама лучина тут же на особой полке, наструганная впрок; стол и лавки покрыты полотном с яркой старинной вышивкой, на полу узорные рогожки — похоже было, что дом празднично прибран. В окно, затянутое промасленным холстом вместо стекла, сочились синие сумерки. На второй половине, за отдернутым застенком, видны были еще две скамьи с приголовниками, подвешенная к низкой прокопченной матице резная люлька, самопрялка и простенький ткацкий станок с брошенной на середине работой. Во всем доме не было ни души; с улицы, издалека, глухо доносился протяжный крик — затихал и снова звучал через минуту, будто звали кого-то и ждали ответа.
- Разорванный рубль - Антонов Петрович - Современная проза
- «Тигриное око» – орудие тайных убийц - Сюхэй Фудзисава - Историческая проза
- Крах под Москвой. Генерал-фельдмаршал фон Бок и группа армий «Центр». 1941–1942 - Альфред Тёрни - Биографии и Мемуары
- Аквариум. (Новое издание, исправленное и переработанное) - Виктор Суворов (Резун) - Шпионский детектив
- Школа негодяев - Ян Валетов - Боевая фантастика